Конференция «Научный православный взгляд на ложные исторические учения»

Протоиерей Владимир Горидовец, член Комиссии по канонизации святых Русской Православной Церкви Белорусского Экзархата

Витебские страстотерпцы

(стенограмма выступления)

Бойко-Великий В.В.: Пока докладчик готовится, я хочу обратить внимание аудитории на то, чем интересен Китай, Индия и Япония... Дело в том, что это, конечно, страны языческие, но они все четко опираются на свою национальную традицию. Индия не копирует Китай, Китай не копирует Японию. Китайцы говорят, что они должны всё делать для себя. Пожалуйста, слово докладчику.

Протоиерей Владимир Горидовец: Тема моего сообщения посвящена исследованию непростого вопроса: реализации декретов отделения Церкви от государства в прифронтовой полосе, которой оказалась Полоцкая и Витебская епархия. И вот, действительно, 1918 год стал переломным в отношении новой революционной власти к церковной жизни.

    20 января 1918 года Советом Народных Комиссаров был принят декрет о свободе совести в церковных и религиозных обществах, который больше известен как декрет об отделении Церкви от государства. Этот документ стал основным законодательным актом, регламентирующим церковно-государственные отношения, вплоть до 1929 года, когда было принято новое законодательство.

    В преамбуле декрета было объявлено, что Церковь отделяется от государства. Но, как показали последующие события, именно Православная Церковь стала той консолидирующей силой, вокруг которой сплотились люди на переломе эпох: крахе Российской империи и зарождении новой государственности.

    Реакцией простых людей на декрет стал многотысячный Крестный ход, прошедший в Витебске в праздник Сретения Господня – 15 февраля 1918 года. По мнению современников, Крестный ход выразил мысль о том, что православный народ остался преданным своей вере и готов ее защищать.

    Реакцией гонителей веры на этот акт стал немыслимый ранее обыск красногвардейцами архиерейского дома, домовой Крестовой церкви, квартир священнослужителей Витебского Николаевского кафедрального собора, который сопровождался беспорядочной стрельбой. Тот факт, что красногвардейцы в шапках, с оружием в руках вошли в алтарь и прикасались к святыням, вызвал всеобщее возмущение и побудил к действиям в защиту веры даже военнослужащих: Белорусский полк взял на себя охрану Николаевского собора и архиерейского дома, 5-й Сибирский и Литовский полки потребовали от революционного комитета прекратить нападения на церкви. Рабочие и служащие железной дороги собрались на митинг, на котором составили обращение в адрес революционного комитета, потребовав наказать виновных в незаконном обыске архиерейского дома и кощунстве в Крестовой церкви.

    На этот раз все закончилось мирно, без кровопролития: викарный епископ Пантелеимон (Рожновский) срочно покинул Москву, где принимал участие в работе Поместного собора Русской Православной Церкви, и 22 февраля 1918 года вернулся в Витебск. С его возвращением ситуация была урегулирована, а 24 февраля 1918 года в Витебском кафедральном Николаевском соборе перед простреленной иконой Спасителя соборным чином был отслужен молебен, который возглавил сам епископ Пантелеимон.

    Но, увы, начало репрессивной политике в отношении Церкви всё же было положено. С 10 июля 1918 года, после принятия первой рабоче-крестьянской конституции, духовенство и монашествующие были определены в разряд нетрудящихся элементов, лишенных избирательных прав. В течение июня и июля 1918 года окончательно оформилась политика «красного террора», когда по всей России были арестованы в качестве заложников, а впоследствии и казнены сотни ни в чем неповинных людей.

    Эта горькая чаша не миновала и Витебск, когда в числе других 8 июля 1918 года были арестованы член Витебского Епархиального управления и, одновременно, делегат Поместного собора Российской Православной Церкви преподаватель законоведения Борис Бялыницкий-Бируля, а также член церковно-народного попечительства при Николаевском кафедральном соборе и приходского совета Витебской Христо-Рождественской церкви, бывший действительный тайный советник и председатель Витебской городской думы, военный врач в отставке, преподаватель Витебского учительского института – престарелый Феодор Григорович. Он, кстати, по общему мнению горожан в своей жизни воплощал идеал безвозмездного служения ближним. Был доктором, подражал святому великомученику Пантелеимону в помощи ближним.

    Надо здесь объяснить ситуацию. Дело в том, что эта прифронтовая полоса характеризовалась большей жесткостью в отношении к каким-то отклонениям от порядка с точки зрения новой революционной власти. В чем была проблема? В том, что политизация жизни приходских общин была достаточно большой. И это было, в общем-то, нормально для 1917 года, когда появились объединения подобные Белорусской народной раде. Но она, имея практически одинаковое название в разных населенных пунктах, реализовывала совершенно разные принципы своей политики.

    И если Минская рада проводила в жизнь сепаратистскую политику, политику отделения Белоруссии от России, в пользу немецких и польских оккупантов, то Витебская рада, которая называлась даже Белорусским народным союзом, занималась практически вопросами христианского социального служения.

    В качестве примера можно привести создание в голодное военное время епархиального кооператива «Надежда», который доставлял с юга вагоны зерна, необходимые жителям города, а также необходимого для того, чтобы не прекращалась Евхаристия в церквях. Фактически здесь был исключен полностью политический элемент деятельности этой организации, хотя в то же время военный комитет этой Белорусской народной рады в Витебске был вовлечен в этот сепаратизм.

    Но, тем не менее, население четко разделяло сугубо политическую деятельность, которая в данной ситуации в прифронтовой полосе жестко преследовалась с той деятельностью, которая была воплощением христианской веры и желания помочь ближним.

    И вот на этом фоне в мае 1918 года создается губернская чрезвычайная комиссия по борьбе с контрреволюцией, бандитизмом, саботажем, которую возглавляет староста губернского исполнительного комитета Миницкий. Он совмещает две должности.

    Какая была здесь трагическая не случайность? Приехал в Витебск весной 1918 года эмиссар Минской Белорусской народной рады Константин Незавидов, который когда он учился в Витебском учительском институте, преподавателем у него был Федор Григорович, и он обратился к своему бывшему преподавателю с вопросами. Насколько может присоединиться Витебское отделение Белорусской народной рады к Минскому. Тот ответил академичным отказам, что надо воплощать в своей жизни христианские идеалы. Помогать ближним, а не политизировать и без того сложную ситуацию.

    И вот этот факт послужил основанием того, что тов. Миницкий, будущий председатель губисполкома пишет заявление председателю Губернской ЧК о том, что в Витебске есть контрреволюция, направленная на отделение Белоруссии от России. И главные контрреволюционеры это Бялыницкий-Бируля и Григорович. Это, конечно, совершенно не обоснованное обвинение, построенное на фантазиях, а не на фактах.

    И вот происходит трагедия. Под стражу помещаются те люди, который были известны городу и участвовали в его публичной жизни. Бялыницкий-Бируля возглавлял ряд комитетов в реформируемом им епархиальном управлении. Тот же Федор Григорович лечил население всего Витебского района, пригорода совершенно бесплатно. Они были арестованы по надуманной причине. Ведь фактической причиной была политика красного террора.

    Это июль 1918 года. Вскоре на имя председателя комиссии по борьбе с контрреволюцией поступило обращение от прихожан Витебской Христо-Рождественской церкви, подписанное, в том числе, настоятелем протоиереем Фантином Капустинским и председателем приходского совета Георгием Полонским.

    В этом документе доктор Феодор Григорович характеризуется «…как уважаемый всеми старец – «патриарх» Витебска, человек честной жизни и высоких нравственных качеств, известный всему населению не только как отличный врач, но и как чуткий, отзывчивый на горе человек, оказавший многим людям в тяжелые минуты нравственную поддержку…, для которого заключение в тюрьме в его возрасте (66 лет) равносильно смертному приговору». К сожалению, это обращение не достигло своей цели.

    14 июля 1918 года Епископ Пантелеимон (Рожновский), который был викарным архиереем Полоцко-Витебской епархии, исполнял обязанности управляющего этой епархией, понимает создавшуюся опасность и делегирует Георгия Полонского, который представлял Полоцко-Витебскую епархию на Поместном соборе Российской Православной Церкви, ходатайствовать перед Чрезвычайной Комиссией об освобождении арестованных, причем ручаясь за их невиновность.

    В 1918 году здание Витебской Губернской ЧК располагалось всего лишь через дорогу от Николаевского кафедрального собора. Эта дорога и стала той границей, перейдя которую Георгий Полонский стал на исповеднический путь, поскольку был немедленно арестован при входе в здание ЧК.

    22 июля 1918 года епископ Пантелеимон сам письменно обращается в Витебскую ЧК: «В единодушии с Витебским населением я умоляю об освобождении уважаемых Витебских граждан Григоровича, Бирули и Полонского, которые напрасно томятся в тюрьме, будучи привлечены по недоразумению или же по чьему-либо недобросовестному доносу. Эти лица чужды какой-либо деятельности, направленной против Советской власти…поэтому я не могу думать, что станут понапрасну мучить неповинных людей. Моя всегдашняя забота поддерживать среди населения спокойствие и мир. Поэтому, зная, насколько уважаемы населением Григорович, Бируля и Полонский, я еще раз умоляю во имя справедливости, милосердия и правды освободить заключенных и возвратить больных страдальцев их измученным семьям».

    Наряду с этим заявлением в Губернскую ЧК также поступали многочисленные ходатайства от коллективов предприятий и организаций с просьбами об освобождении из-под стражи арестованных. В одном из таких ходатайств, составленном от имени 800 человек, входящих в кондукторский профессиональный союз железной дороги, Георгий Полонский, Борис Бялыницкий-Бируля и Феодор Григорович именуются общественными деятелями города Витебска, а Григорович называется доктором, пользующимся «…особенным уважением, как доступный врач беднейшего населения города и, в частности, железнодорожников…».

    Получается, что в ходе следствия, собственно говоря, и допросов-то не было. В ходе следствия выяснилась благочестивая жизнь этих трех людей, не были обнаружены их поступки, которые позволили бы их как-то аргументировано наказывать. 30 июля 1918 года Федор Григорович письменно обращается в Витебскую Губернскую ЧК и, находясь в неведении относительно причин своего ареста, Феодор Григорович пишет: «Не чувствуя за собой никакой вины… и чувствуя себя больным… прошу… предъявить мне скорее обвинение, и…выпустить на поруки из тюрьмы до суда». Он тяжело болел.

    10 августа 1918 года в Губернскую ЧК с такими же заявлениями обратились Георгий Полонский и Борис Бялыницкий-Бируля. Например, Георгий Полонский писал: «Двадцать шесть дней я нахожусь в заключении и до настоящего времени не знаю, за что я арестован и в чем меня обвиняют. Заключение в тюрьме для меня крайне тяжело по двум причинам: во-первых, я не чувствую за собой никакой ни уголовной, ни политической вины; во-вторых, здоровье мое ухудшается с каждым днем … после перенесенного брюшного тифа, осложнившегося сердечными припадками, … нуждаюсь в продолжительном отдыхе и лечении для восстановления сил. В своей церковной деятельности я был чужд всякой политики и неоднократно говорил, что Церковь должна быть вне политики. Во время столкновения на религиозной почве в Витебске на Соборной площади в феврале 1918 года … я, едва двигаясь после болезни, пришел на собрание и в своей горячей речи призывал собрание к миру, любви и спокойствию – ибо таковы должны быть поступки христиан».

    Борис Бялыницкий-Бируля писал, что «пятая неделя проходит, как я заключен в тюрьму и до сих пор меня не допрашивают и не объявляют, за что я арестован … я никогда не позволял себе выходить за пределы законности и поэтому я уверен в своей невиновности перед властью. Как член Всероссийского Поместного собора … я принимал деятельное участие в устроении Православной Церкви».

    И, наконец, в своем совместном обращении на имя Витебской Губернской ЧК Феодор Григорович, Борис Бялыницкий-Бируля и Георгий Полонский утверждали: «Мы страдаем совершенно невинно за чужие грехи, а, быть может, и по клевете. Нам очень тяжело нести страдание за то, чего мы никогда не делали…».

    8 августа 1918 года было опубликовано послание Патриарха Тихона, в котором он назвал причину того, что «…брат восстал на брата, а тюрьмы наполнились узниками, земля упивается неповинной кровью». Это есть греховное стремление «...создать рай на земле, но без Бога и его святых заветов. Бог же поругаем не бывает».

    По воспоминаниям внука Ф.И.Григоровича, который дожил до наших дней, супруга Феодора Ивановича – Вера Евгеньевна Кинович – ездила к академику Павлову, с которым Феодор Григорович вместе учился в медицинской академии, и просила помощи в освобождении мужа. Академик Павлов обратился к Ленину с ходатайством за Григоровича Ф.И., и в Витебск даже пришло указание об освобождении Феодора Ивановича, которое было подписано Лениным.

    Но все было тщетным – церковно-государственные отношения неуклонно ухудшались, выходя за пределы общепринятого гражданского права и приобретая непредсказуемый характер. Эта ситуация усугублялась и на законодательном уровне: 24 августа 1918 года появилась инструкция к декрету об отделении Церкви от государства, определявшая конкретные меры проведения его в жизнь. В сентябре же 1918 года, в канун первой годовщины рабоче-крестьянской власти, Поместный Собор Русской Православной Церкви вынужденно завершил свою работу: он был фактически разогнан.

    В ситуации, когда условия бытия Церкви постепенно выходили за пределы правового поля, стал возможен тот факт, что, несмотря на отсутствие предъявленного обвинения, в ночь с 11 на 12 сентября 1918 года Феодор Григорович, Борис Бялыницкий-Бируля и Георгий Полонский были расстреляны.

    Сообщение об этом расстреле было опубликовано 16 сентября 1918 года в местной газете «Голос бедняка» под заголовком «Ответ на белый террор»: «Это ответ красного Витебска на убийство Володарского, Урицкого и на покушение на великого учителя – Ленина».

    На 169-м заседании Поместного Собора было объявлено, что «…расстреляны делегаты Бялыницкий-Бируля Б.А. и Полонский Г.А., которые были взяты заложниками в ответ на убийство Урицкого и ранение Ленина».

    26 октября 1918 года Патриарх Тихон обратился с пророческим посланием к Совету народных Комиссаров: «Все, взявшие меч, мечом погибнут (Мф. 26, 52). Это пророчество Спасителя обращаем Мы к вам, нынешние вершители судеб нашего Отечества, называющие себя «народными» комиссарами … реками пролитая кровь братьев наших, безжалостно убитых по вашему призыву, вопиет к небу и вынуждает Нас сказать вам горькое слово правды … хватают сотнями беззащитных, гноят целыми месяцами в тюрьмах, казнят смертию часто без всякого следствия и суда, даже без упрощенного, вами введенного суда. Казнят не только тех, которые перед вами в чем-либо провинились, но и тех, которые … заведомо ни в чем не виноваты, а взяты лишь в качестве «заложников», этих несчастных убивают в отместку за преступления, совершенные не только им не единомышленными, а часто вашими же сторонниками или близкими вам по убеждениям».

    Только по прошествии восьмидесяти семи лет, 27 мая 2005 года по ходатайству Витебской епархии Феодор Григорович, Борис Бялыницкий-Бируля и Георгий Полонский были реабилитированы прокуратурой Витебской области. После этого стало возможным тщательно исследовать их исповеднический жизненный путь в рамках деятельности комиссии по канонизации святых в Белорусской Православной Церкви. В числе многих других исповедников веры имена этих безвинно убиенных страстотерпцев предложены для молитвенного поминовения в брошюре-синодике «Витебский мартиролог», которая была издана в 2008 году.

    Теперь, молясь о упокоении душ рабов Божиих Феодора, Бориса и Георгия, можно надеяться, что придет то время, когда они будут прославлены в лике святых новомучеников и исповедников Белорусской Православной Церкви. Вот так восстановлена историческая правда.

Бойко-Великий В.В.: Спасибо. Пожалуйста, вопросы к докладчику. У меня вопрос есть. Спасибо Вам за такое замечательное выступление, исследование, оно в некотором смысле дает ответ на вопрос, который звучал в первой сессии. Фальшивки есть, но на самом деле, конечно, фальшивки по форме, а по содержанию они совершенно правильные. Богоборческая власть уничтожала Церковь и считала ее своим главным врагом. Вопрос такой: какие были последствия этого письма Ленина в отношении церковных деятелей?

Протоиерей Владимир Горидовец: Фактически последствия только по воспоминаниям родственников можно установить. Последствия были такими: их судили и расстреляли, несмотря на наличие документов. Семье разрешили еще жить, но все равно в 1937 году сын Федора Ивановича Владимир Федорович был расстрелян.

Бойко-Великий В.В.: Иногда руководители пишут письмо голубой ручкой. Значит, – читать, а если фиолетовой, то выполнять. Может быть, там какой-то знак был специальный, внешне особо неопределимый, что на самом деле это была отписка. Документ этот сохранился?

Протоиерей Владимир Горидовец: Нет.

Бойко-Великий В.В.: Может быть, его вообще не было?

Протоиерей Владимир Горидовец: Родственники говорят, что был. Если бы это был документ, то тогда бы не было бы тех, кто засудил на смерть этих троих людей. Дело в том, что была какая-то отсрочка, но до поры до времени, потому что в 1937 году эта семья пострадала еще больше. И действительно, удивительно то, что они выжили. Это и есть, наверное, какое-то чудо, которого никто не ожидал. Потому что им было отказано в праве на жизнь.

Бойко-Великий В.В.: Спасибо. Еще один вопрос. Как они восприняли февральскую революцию? Это известно?

Протоиерей Владимир Горидовец: Февральскую революцию? Ситуация была такова, что в советы принимались... В городе была ситуация такова, что Церковь не была ангажирована в политическую активность. По национальному признаку... там была представлена и еврейская община... какие-то революционеры славянской национальности.

Бойко-Великий В.В.: Нет, я имею ввиду, тех иерархов, которые приняли потом мученическую смерть...

Протоиерей Владимир Горидовец: Нет, иерархи же были далеки от политики, заняты конкретными епархиальными, приходскими заботами. Т.е. по большому счету это были церковные деятели-миряне.

Бойко-Великий В.В.: Я понимаю, что они не были революционерами. Не сохранилось данных?

Протоиерей Владимир Горидовец: Вообще-то приписывают членство в партии кадетов Григоровичу. Но насколько это правда, неизвестно. То же самое касается Полонского. Но это не доказуемые сведения. Если по должности они и могли состоять где-то как-то, но это провинция. Здесь не было какого-то активного участия в именно политической партийной деятельности. Тем более что в протоколах допроса на эту тему ни слова. Наряду с этим у других заложников, которые были репрессированы в 1918 году, прослеживается какой-то политический след, партийная активность. Вот там это звучит очень четко. А эти трое были преследуемы за религиозную активность.

Бойко-Великий В.В.: Спасибо.

Мультатули П.В.: Можно еще вопрос? По поводу письма Ленина. Несмотря на то, что Ленин, конечно, был величайший преступник, но, тем не менее, в данном случае, мне кажется, что не надо иногда упрощать. Некоторые вещи, действительно, ленинские не выполнялись, не доходили по одной простой причине, что в большевистском руководстве шла страшная грызня.

    И если взять такой вопрос как письма Ленина, мы узнали, что летом 1918 года на Урале были уничтожены родственники Ленина. Все двоюродные братья. Они были расстреляны Юровским. И Ленин ничего не знал об этом. Были письма, которые он посылал на Урал с просьбой сообщить, что происходит с Ардашевыми. Семью Ардашевых они постепенно убивали, одного человека за другим. Ему совершенно каким-то чудом удалось вытащить последнего из семьи.

    Объективности ради, могло быть так, что действительно Ленин заступился за этого человека и действительно могли быть местные силы, которые могли просто положить эту бумагу под сукно.

Бойко-Великий В.В.: Потому что эта бумага шла против общего потока. Спасибо большое.